Подводное Путешествие Поневоле

«Подводная лодка — это огромная колбаса, начинённая приборами и механизмами», — примерно так просто и образно выразился незабвенный Никита Сергеевич, посетив атомную субмарину. Похожие сравнения, возможно, возникают у каждого, кому довелось впервые оказаться там. Меня же посещение музейного «Наутилуса» не столько впечатлило, сколько вызвало череду воспоминаний. Вначале хотелось опубликовать фотоальбом, но, обнаружив в интернете, что тропа к первой атомной подводной лодке хорошо протоптана российскими туристами, передумал и решил попробовать перо.

Автономное плавание, или «автономка», мало напоминает романтическое морское путешествие, о котором я мечтал с детства — ни бескрайних горизонтов, ни закатов, ни заморских стран. О том, что лодка два месяца пересекает широты и меридианы, а не стоит у пирса, мы, механики, лишённые перископа и карт, можем судить лишь по изменению температуры труб забортной воды. Но я расскажу о необычной автономке, более длительной и подводной только наполовину.

Юбилейный 1970-ый год на флоте отмечали учением «Океан», в котором нашей лодке отводилась центральная роль. Начались обычные сборы: погрузка продуктов, размагничивание, штабная проверка экипажа на профпригодность. Однако, новостью стало то, что озвучивался конечный пункт похода-то ли остров Маврикий, то ли Сейшелы. «Бычкам» (командирам боевых частей) забот хватало с лихвой — матчасть, документация, личный состав. Нам, «безлошадным» командирам групп, было проще — ни людей, ни машин. В дивизионе живучести нашелся матрос, который заявил, что боится реактора. Разъяснения не подействовали, и, хотя все понимали, что этот «маслопуп», как называли мотористов, явный симулянт, командиру пришлось просить в штабе замену. Поди знай, что выкинет этот чудак в глубинах морских, где в руках каждого жизнь всего экипажа.

Правда, в училище мы тоже, и совершенно искренне побаивались радиации. Помню наше первое занятие в лаборатории ядерных реакторов. Оделись во всё белое, на голове колпак, на ногах тряпочные чуни, зашли в комнату, на дверях которой красовался знак «Осторожно, радиоактивность!» Преподаватель глянул на наши настороженные лица, улыбнулся и продемонстрировал работу прибора, регистрирующего радиоактивный фон помещения — мы услышали одиночные щелчки. Потом по его просьбе один из нас поднёс к этому прибору свои наручные часы с фосфорными стрелками — раздалась длинная автоматная очередь щелчков. — Вопросы есть?

К постоянной опасности человек привыкает. В море, находясь с реактором в весьма близком контакте, забываешь о его чудовищной и коварной силе. Во время разогрева установки держишь руку на ключе подъёма компенсирующей решётки, словно дёргаешь зверя за хвост, желая его разбудить. И, оказывается, что «зверь» этот довольно добрый и послушный, и уже нестрашно стоять на ещё тёплой крыше заглушенного реактора и употреблять батон, который вестовой случайно обронил, проходя через реакторный отсек.

И вот всё готово к выходу: закрашен бортовой номер, пополнены запасы, прогреты турбины. «Гюйс убрать, флаг перенести! По местам стоять, со швартовых сниматься!» Накануне попрощались с жёнами, им не суждено не только помахать нам платочками с пирса, но и вообще хоть раз в жизни увидеть атомную субмарину. Началась нелёгкая, но спокойная, размеренная морская жизнь.

Через несколько суток подходим к Цусимскому проливу. Его надлежит форсировать в надводном положении и не только согласно статусу, но и с учётом опасности потревожить покоящиеся на дне с 1904-го года останки второй Тихоокеанской эскадры. Крадемся тихо, без ходовых огней, «аки тать в нощи», в кильватере за БПК «Одарённый». И уже на следующий день начинается «игра в кошки-мышки» с американскими самолетами. Мы прячемся под БПК в его акустическом поле, как под колпаком, а американцы пытаются нас обнаружить. Похоже на совместные учения..

На пульте ГЭУ (главной энергетической установки) расписаны три офицера: два оператора и КИПовец. Ждём не дождёмся утренней смены. Не зря на флоте самую тяжёлую предрассветную вахту называют «собака». Монотонно жужжат самописцы, чертя горизонтальные прямые. Каждые полчаса небольшое развлечение — запись в вахтенном журнале. Все дежурные темы: отпуск, домашняя еда, женщины, — досконально разобраны. Сидим, словно в подземелье, и ничто не напоминает о движении.

Вдруг торможение, такое мягкое, как бывает в самолёте на рулёжной дорожке. Мы переглянулись. «Наверное, врезались в кита», — пытаюсь пошутить я. Но вот ещё толчок и посильнее… Звенят машинные телеграфы. Переходим со среднего на малый ход. Через несколько минут происходит совсем невероятное — мы слышим грохот продувания цистерн главного балласта. Всплываем в надводное? Стрелки обоих телеграфов метнулись на «Реверс». Подключаюсь к центральному посту — среди гвалта голосов различаю команду командира: «Боцман, под килем?» — «Пять метров, три! — Право на борт!» Но у нас свои проблемы — поддерживать «мощу» реактора да ещё успеть сделать записи в вахтенном журнале.

Большой противолодочный корабль «Одарённый».

Много позже я узнал, что же произошло на самом деле. Перед форсированием пролива близ Окинавы штурман с командиром запросили у старшего начальника «добро» подвсплыть под перископ, чтобы уточнить местоположение лодки по  звездам. Получен мотивированный отказ, он не обсуждается. Взяли курс на выход в Тихий океан. Неожиданно из первого отсека сообщили о толчках и скрежете корпуса. Поднялись на глубину 40 метров — скрежет и толчки повторились. Тогда командир, пользуясь своим исключительным правом в экстремальной ситуации, принял решение всплыть в надводное положение и метнулся к перископу. Прямо по курсу он увидел отлогий берег, а по бортам громоздились скалы неизвестного острова. Взятые пеленги привели штурмана в ступор — он не сразу нашёл своё место на карте, поскольку ошибка в счислении курса оказалась целых 40 миль.

В Южно-Китайском море из-за малых глубин пришлось снова всплыть. «Выход наверх разрешен!» — эта команда по корабельной трансляции радостно разнеслась по отсекам. Поднимаясь по трапу, чувствую влажный незнакомый воздух. «Прошу разрешения наверх!» — формальный и безответный запрос на право появиться на мостике, где всегда, как минимум, вахтенный офицер и сигнальщик. Число посторонних здесь строго регламентируется. В военное время каждый желающий выйти наверх покурить получал в центральном посту жетон с указанием сектора наблюдения за горизонтом, чтобы вовремя обнаружить вражеский самолет, корабль или блик перископа.

Щурясь от яркого тропического солнца, ворочу голову во все стороны. Вот оно какое «заграничное» море! По правому борту уверенно рассекая волны идёт сухогруз. Жаль, без бинокля не разглядеть его флаг. Полный острых впечатлений спускаюсь вниз и тороплюсь на пульт подменить товарища, которому тоже невтерпёж увидеть небо.

Наш корабельный доктор с медицинской фамилией Коновалов предупреждает о коварности тропического солнца и строго рекомендует не злоупотреблять солнечными ваннами. Информация принята к сведению, и, как следствие, два матроса в лазарете с сильнейшими ожогами.

Наступает эмоциональная кульминация похода — проходим Сингапур. В центральном посту образовалась очередь жаждущих взглянуть на «бананово-лимонный». Вахтенный механик ворчит и гонит народ в соседние отсеки. Наконец, подходит моя очередь. В центральном посту, под тубусом люка пляшет солнечный круг. Я наступаю на этот круг, поднимаю голову и вижу солнце в зените, как со дна колодца. Не сразу понимаю, что такое возможно только на экваторе либо между Северным и Южным тропиками. Тороплюсь наверх и вместе с другими таращусь на проплывающую волшебную панораму из окруженных пальмами изумрудных лужаек на фоне небоскрёбов.

Потом мне рассказали, что к нам наперерез мчался корабль и нагло семафорил: «Кто такие и куда следуете?» А на мостике, между прочим, вместо обычного ходового гордо развевался внушительных размеров кормовой военно-морской флаг. После небольшой заминки дан ответ: «Запросите флагманский корабль».

В Малаккском проливе оживлённое движение. С обоих бортов видны суда, в основном, танкеры и преимущественно японские. Сигнальщик держит фалы в готовности приспустить флаг. Согласно морскому этикету суда обмениваются приветствиями приспусканием флага, причем первым это делает судно ниже рангом. Военный корабль считается выше рангом любого гражданского судна.

 Над нами постоянно висят самолёты. Это британский «Шеклтон»

Далеко вдали большим пятном на воде чернеют какие-то предметы. Птицы это, что ли? Приближаемся и обнаруживаем множество лодок, которые окружают нас, словно муравьи. Каждая лодка имеет на корме навес и набита разной утварью. На этих судёнышках, снующих между Индонезией и Малайзией люди живут семьями, занимаются рыбной ловлей и торговлей. Нам что-то кричат и показывают, видимо, предлагают товары. Приходится снизить скорость, чтобы случайно не подмять этих несчастных мореплавателей.

В Андаманском море точка рандеву с крейсером «Адмирал Фокин». Ложимся в дрейф. По трансляции объявляют: «Разрешён выход на палубу». Это здорово! Палуба у нашей лодки широкая — два автомобиля разъедутся. Тут есть чем заняться. Можно загорать, обливаясь струёй воды из пожарного шланга. Очень прикольно резвиться в ракетных газовыхлопах, которые при качке то с шумом заполняются водой, то опорожняются. Просто «джакузи» да и только! Можно постирать робу, нас для этого снабдили специальным морским мылом. Интересно, что думают пролетающие над нашими головами американские пилоты, разглядывая подводников в голубых семейных трусах, усердно занимающихся стиркой? В Штатах даже на дизельных лодках послевоенной постройки имелись стиральные машины.

Наконец, прибыл крейсер, и мы продолжили совместное плавание по Индийскому океану, взяв курс на архипелаг Чагос. Но сначала предстояло «перенырнуть» экватор.

Согласно морской традиции все путешественники, впервые пересекающие границу Северного и Южного полушарий, подвергаются крещению в морской купели и награждаются дипломами. Понятно, что в условиях подводной лодки соблюсти этот обычай было делом непростым. Тем не мене, по сигналу штурмана в момент преодоления нулевой широты из трюма центрального поста показался сам «Бог морей и океанов» с длинной бородой, голым пузом, короной и трезубцем в руке. Не все сразу распознали в нём командира электротехнического дивизиона.

Рядом с ним тёрлась русалочка с длинной косой из пеньковой набивки и бюстгальтером из двух респираторов. Эта сложная роль единодушно, без кастинга досталась старшему матросу Ростовцеву, которого прозвали Наташей за хрупкость фигуры и застенчивость характера. В партийной рекомендации, выданной ему командиром ракетной боевой части было записано: «Из отрицательных качеств отмечаю излишнюю скромность». Свиту «Нептуна» замыкали два размалёванных чёрта-турбиниста, которые тащили дезактивационный насос, заправленный забортной водой, и лагун вина с черпаком.

«Нептун» оглядел собравшихся и театрально вопросил: «Кто такие и куда следуете, мореплаватели?» Затем, выслушав доклад командира, дал высочайшее «добро» на пересечение границ морского царства. Его триумфальное шествие длилось долго. Каждый гость Южного полушария окроплялся водою морскою, угощался чаркой законных 50 граммов вина и награждался дипломом. Царь морей так усердно вошёл в роль, что к нам, на пульт уже не был в состоянии подняться без помощи чертей.

Продолжаем двигаться намеченным курсом. Свежие продукты давно кончились, и коки нас потчуют консервированной картошкой, маслом со следами ржавчины и черствыми горькими батонами. Только к концу похода будет разгадана их тайна. Кто бы мог подумать, что они специально заспиртованы в полиэтиленовых мешочках для длительного хранения. Стоит эти батоны поместить в духовку — и они быстро становятся воздушными. Но, аппетита нет, а положенные суточные деликатесы: 5 гр. икры, 15 — шоколада, 40 — вяленой воблы согласно непонятной мне традиции выдадут оптом после похода. Из-за недостатка кислорода постоянно хочется спать. Простейшие манипуляции с логарифмической линейкой даются с трудом, о шахматах и говорить нечего — только нарды.

Запас провианта и средств регенерации воздуха, а также человеческий фактор считаются тремя факторами, ограничивающими продолжительность плавания атомохода под водой. Лодки первого поколения, на которых мне было суждено служить, воспроизводили кислород при помощи переносных установок, которые дважды в сутки перезаряжались химически активными пластинами. Последние хранились в запаянных жестяных ящиках и были чрезвычайно пожароопасны. От малейшего соприкосновения с водой они возгорались множеством трудногасимых фитильков. Даже будучи использованы и выброшены за борт пластины взрывались, словно глубинные бомбы.

Одной из каждодневных обязанностей экипажа было удаление мусора. Завязанные пластиковые мешки с пищевыми отходами прокалывались, дабы не всплывали и не демаскировали лодку, потом загружались в устройство ДУК, напоминающее небольшой вертикальный торпедный аппарат, и отстреливались наружу сжатым воздухом. Несложная, в общем то, но чреватая проблемами процедура выполнялась под наблюдением одного из младших офицеров. Однажды один из мешков застрял на выходе и не позволил закрыть переднюю крышку ДУКа. Пришлось несколько раз разгонять лодку и давать реверс, чтобы избавиться от мусора.

Прибыли в район архипелага Чагос, но островов без бинокля что-то не видно. Глубины позволяют лодке бросить якорь, что немаловажно. Наверху новые забавы. Ранее я не ведал о существовании летающих рыбок. Зачем природа снабдила их крылышками — так и не понял. За один перелёт они покрывают расстояние метров двадцать. Однако, с навигацией у них неважно — сталкиваются с рубкой и бесславно падают на верхнюю палубу. Увидел я ещё одно чудо природы — рыбы-прилипалы. У них на спине имеется специальная площадка с жалюзями для стыковки с акулами, которых используют, как бесплатный транспорт. Матросы проверяли эти удивительные рыбьи способности — прижимали рыбок к подошве снятой сандалии и переворачивали их вниз головой. Но самым увлекательным занятием стала добыча кораллов. К длинному шкертику привязывали путанку из тонкой проволоки и тралили морское дно, двигаясь вдоль борта. К сожалению, выловленные сокровища из-за варварской технологии добычи часто обламывались и имели нетоварный вид. Их обрабатывали струёй воды, и тогда кораллы превращались в настоящие произведения искусства.

Получив в подарок от матросов несколько коралловых розочек и ажурных блюд, я заступил на очередную вахту. Входной люк на пульт из электро-технического отсека мы часто оставляли открытым. Вдруг чувствую, за нашими спинами кто-то молча стоит. Поворачиваюсь на миг и вижу двух высоченных негров в тёмных очках, шортах и шляпах. Не может быть, сгинь нечистая…! Вдруг слышу: «Здравствуйте, подводники!» Гости оказались двумя офицерами, прибывшими к нам на экскурсию с надводного корабля. Их шоколадные лица резко выделялись на фоне бледных, как спирохета, физиономий подводников.

Наконец, наступило то, ради чего мы отправились в это «путешествие за три моря». Наша лодка, получив целеуказание от авиации, нанесла точный ракетный удар по условному противнику. «Мишень разлетелась на мелкие кусочки», — так отмечается в статье http://vpk-news.ru/articles/3498. Большой успех сулил командиру подводной лодки звание «Героя», а экипажу — ордена и медали. Увы, этому не суждено было сбыться из-за последующего события, а в военное время почти со стопроцентной вероятностью закончилось бы обнаружением и уничтожением лодки. О том, что мы служили на корабле-камикадзе, я узнал только спустя 40 лет. См. http://www.youtube.com/watch?v=N9F0Cqzlm5A

Во время учебной торпедной атаки в подводном положении вырвало кингстон системы охлаждения холодильной машины. Трюм девятого отсека стал быстро заполняться забортной водой. Объявили аварийную тревогу, всплыли в надводное положение, дали воздушный подпор. Старшина команды трюмных изловчился забить деревянный клин и перекрыть струю. Осушив отсек, стали соображать, как поставить шток кингстона на место, не затопив трюм ещё раз. И придумали весьма остроумно. Снаружи на входной патрубок завели брезентовый пластырь, создали изнутри воздушный подпор, немного превышающий высоту водяного столба за бортом. При крене не аварийный борт пластырь прилипал к патрубку, при крене на другой борт избыток воздуха из отсека стравливался наружу. Операция прошла успешно, можно было погружаться, но ввести в строй основную холодильную машину не получилось — все трюмные насосы побывали под водой.

Первомайский праздник встречали на якоре, в видимости острова Сокотра, где целая армада отечественного флота выстроилась по кругу для принятия поздравлений адмирала. Вскоре на внешнем периметре появился прибывший из Адена американский эсминец «Борделон». На палубе столпились моряки. Возможно, они, так же, как и мы, впервые видели потенциальных противников живьём.

Вот его официальный снимок

Приняли на борт трёх черноморских курсантов-практикантов, следовавших на вспомогательном судне из Севастополя вокруг Африки, так как Суэцкий канал в ту пору был закрыт. Наш обратный путь в родную гавань занял три недели. По приказанию центра шли в надводном положении при одной работающей холодильной машине. В турбинном отсеке жара достигала 50 градусов, поэтому управление обеими турбинами перевели на пульт. На мостике и в ограждении рубки постоянно присутствовало максимальное число людей. Чтобы как-то развлечь экипаж старпом объявил конкурс на лучшую бороду и усы. Мне запомнились потрясающей красоты закаты солнца. Жаль, тогда не было цифровой оптики, да и обычные фотоаппараты держать запрещалось.

В составе нашей корабельной группы был танкер «Малая Вишера», который периодически пополнял топливом надводные корабли. Нам же ядерного горючего могло хватить на несколько лет беспрерывного плавания. А вот в продуктах, особенно фруктах и овощах, мы испытывали острую необходимость, и танкер помог нам в этом. Пройдя Сингапур, мы легли в дрейф, дождались «Вишеру» и начали погрузку заморских гостинцев. Перекладывая ящики, матросы обнаружили газеты с китайскими иероглифами и стали их с интересом рассматривать. Но бдительный замполит не зря находился на борту. Со словами «Китайская пропаганда!» он стал выхватывать газеты и бросать их за борт. После событий на Даманском отношения с Китаем были откровенно враждебные.

Снова Японское море. Родной берег совсем близко, каких-то два дня ходу. И вот он, такой желанный сигнал «По местам стоять, на швартовы становиться!» Кажется, будто сам звонок сигнализации звенит залихватски весело, радуясь возвращению домой. Две свободные смены поднимаются на верхнюю палубу для построения, а мы с напарником остаёмся на вахте. «Бычок» пытается рассмотреть через наши спины самописец температуры первого контура. При достижении 50 градусов мы «бросим» аварийную защиту, и тогда на корабле останется только одна смена. Но полное расхолаживание займет ещё не менее трёх недель.

Видим родное небо, зелёную травку. «И дым отечества нам сладок и приятен», но ноги отвыкли шагать — болят икры и колени. Необъяснимая смесь радости и тяжелейшей усталости, скромно вознаграждённая орденом Красного Знамени на груди командира подводной лодки Г. Хватова.

Ну, а нас наградили вот такими значками.

В кругу своих друзей-механиков. Второй слева стоит В. Галкин («Нептун»), третий слева сидит будущий Герой Советского Союза И. Петров